ПО ПРОСЬБЕ РЕДАКЦИИ ЖУРНАЛА «НОВОЕ ВРЕМЯ» КОРРЕСПОНДЕНТ ГАЗЕТЫ «ИЗВЕСТИЯ» В ПАРИЖЕ СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ ЗЫКОВ ПОДГОТОВИЛ ПУБЛИКУЕМЫЙ ЗДЕСЬ ОЧЕРК О ЗАБАСТОВКЕ ШАХТЕРОВ ДЕКАЗВИЛЯ. СОБЫТИЯ В ДЕКАЗВИЛЕ НАГЛЯДНО СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ О НАПРЯЖЕННОСТИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ И СОЦИАЛЬНОЙ ОБСТАНОВКИ ВО ФРАНЦИИ И ОБОСТРЕННОСТИ КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ В ЭТОЙ СТРАНЕ, ГДЕ МОНОПОЛИСТИЧЕСКАЯ БУРЖУАЗИЯ ПЫТАЕТСЯ РАЗВЯЗАТЬ ЧЕРНЫЕ СИЛЫ ФАШИЗМА РАДИ СПАСЕНИЯ СВОИХ ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКИХ КОЛОНИАЛЬНЫХ ИНТЕРЕСОВ.
Пытаясь дать представление о нынешнем положении во Франции, я решил в качестве наблюдательного пункта избрать угольную шахту. Иные, пожалуй, скажут: вот нашел место для наблюдений — шахту! Как оттуда окинуть взглядом страну! Написал бы лучше «с вершины Эйфелевой башни». С высоты куда легче «обозревать положение». Я, однако, предпочитаю в данном случае спуститься в шахту, именно в шахту Деказвиля…
ШАХТЕРСКАЯ ДРАМА
Эли Деказ — фаворит короля, судья, затем министр внутренних дел, позднее посол, герцог и пэр Франции, успешно сочетал политическую деятельность с деловой активностью. Видимо, он никогда не предполагал, что небольшой город в департаменте Аверон, носящий его имя, получит столь широкую известность и при таких печальных обстоятельствах. Герцог Деказ способствовал созданию металлургических предприятий в центре угольного бассейна. В ту пору французская буржуазия стремительно развивала отечественную промышленность. Каменный монумент, воздвигнутый в память герцога, выразил благодарность потомства этому предприимчивому буржуа. Ныне описание этого прокопченного заводским дымом старинного памятника фигурирует в сотнях статей и корреспонденции, написанных на десятках языков и посвященных обреченному на вымирание индустриальному району Деказвиля.
Много сложных процессов в сегодняшней жизни Франции отражается в судьбе маленького города и окружающих его поселков, в героической борьбе 2200 шахтеров. Вот уже более полутора месяцев они бастуют. Шахтеры «оккупировали» шахты. Они не выходят на белый свет. Они встретили под землей Новый год. А сейчас, доведенные до крайности, объявили голодовку. Вся Франция следит неотрывно за этой эпопеей. Тут нет равнодушных. В этом эпизоде классовой борьбы тесно переплелись социальные, экономические, политические проблемы.
Жизнь идет вперед, и технический прогресс меняет облик земли, образ существования людей. На первый взгляд, казалось бы. нет ничего удивительного в том, что новые источники энергии — нефть, газ и гидростанции — выносят смертный приговор мелким, разрозненным угольным бассейнам. Кто сегодня станет оплакивать участь ямщиков или ламповщиков, зажигавших керосиновые фонари?
Шахтеры, занимающие свои боевые позиции в глубине деказвильских шахт, получили достаточно времени, чтобы всесторонне обдумать эти проблемы. Они много читают. Беседуют между собой. Слушают приходящих к ним в гости делегатов. И чем дальше, тем больше они убеждаются в том, что нет разумных причин, оправдывающих закрытие бассейна. В ближайшие годы уголь будет потребляться страной даже в увеличенных количествах, несмотря на растущий приток нефти из Сахары и развитие гидроэнергетики. Но, может быть, уголь Деказвиля слишком дорог? Нет, его себестоимость — самая низкая во Франции.
— Нет, мы не враги прогресса. Мы не старые моряки, страдающие неизлечимой привязанностью к парусным судам, как пытаются изобразить нас некоторые газетчики, — заявил на митинге представитель забастовочного комитета. — Мы — люди труда, и мы хотим работать. Мы не хотим стать жертвами в игре, которую ведут международные монополии.
ПЕШКИ НА ШАХМАТНОЙ ДОСКЕ
«Игра монополий» — это ключ к разгадке. Деказвиль и многие другие угольные бассейны Франции служат лишь мелкими разменными фигурами на шахматной доске «малой Европы». Дело началось с так называемого «плана Шумана» и создания в соответствии с этим планом «Европейского объединения угля и стали». Соглашение об «общем рынке» ознаменовало собой наступление нового этапа в острой конкурентной борьбе монополий. Такая борьба не обходится без жертв и компромиссов. Ценою уступок в пользу владельцев рурских копей французские дельцы пытаются получить от западногерманских монополий некоторые гарантии для своей металлургической, химической и машиностроительной промышленности.
Сделки такого рода облегчаются тем, что в отличие от сталелитейной, химической и машиностроительной отраслей индустрии, находящихся в руках частных компаний, топливная промышленность Франции «национализирована». Можно ограничивать ее производство, ликвидировать целые бассейны, втридорога покупать уголь на стороне — в той же Западной Германии и Соединенных Штатах, все это без всякого ущерба, и даже с выгодой для монополий. Потому что разница за покупку более дорогого импортного угля оплачивается за счет казны, то есть за счет налогоплательщиков.
Деказвилю была отведена роль одной из пешек, которою жертвуют монополии, чтобы обеспечить себе лучшее стратегическое положение или выиграть «качество», как выражаются шахматисты. Потеря Францией ее колониальной империи, участие в «общем рынке» толкают французских капиталистов к широкой перестройке экономики страны. Эти стремления нашли свое выражение в недавно опубликованном «четырехлетнем плане», согласно которому государство будет щедро финансировать частных предпринимателей, участвующих в «реконверсии» промышленности и сельского хозяйства. Осуществление «четырехлетнего плана» сулит новые огромные прибыли монополиям и угрожает благополучию сотен тысяч трудящихся города и деревни.
Борьба деказвильских шахтеров получила столь широкий отклик в стране, также и потому, что их участь сходна с участью судостроителей Ла Рошели, где верфи закрываются одна за другой, или рабочих Шательро, где ликвидируется единственное предприятие. Руку братской помощи шахтерам Деказвиля протянули крестьяне Аверона. Это движение солидарности встречает поддержку крестьян Бретани, Прованса, Жиронды, Вандеи, ибо и над тружениками земли также навис дамоклов меч. Участие Франции в «общем рынке» означает наступление крупного капитала на деревню и сулит разорение рядовому крестьянину.
Деказвиль в этих условиях стал символом сопротивления той, принявшей образ государственной, политике, которая ради корыстных интересов кучки монополий, обрекает на страдания и лишения сотни тысяч простых людей труда. Именно поэтому такую непримиримую позицию по отношению к требованиям бастующих заняли правительственные органы. Достаточно сказать, что Совет министров собрался рассмотреть «проблему Деказвиля» на пятидесятый день забастовки! И лишь для того, чтобы подтвердить свой отказ удовлетворить требования рабочих! «Уступить сегодня в Деказвиле, — пишет газета французских промышленников «Эко», — значит, завтра уступить в Шательро, Ла Рошели, Брассаке»…
ЗАБАСТОВКА И ПОЛИТИКА
Шахтерская забастовка носит экономический характер. При создании межпрофсоюзного забастовочного комитета в Деказвиле было решено не считаться с политической окраской тех или иных организаций. Представители профсоюзов, принадлежащих к Всеобщей конфедерации труда, к социалистической и католической профсоюзным федерациям, решили сражаться рука об руку, плечом к плечу. Это придает особую силу, уверенность бастующим.
Общность интересов угольщиков с интересами всего населения района, в экономике которого шахты играют важнейшую роль, вызвала к жизни еще более широкий боевой союз трудящихся. Крестьяне, кустари, служащие, мелкие и средние торговцы и предприниматели — все, чья судьба связана с индустриальным будущим района, поддержали шахтеров. Свыше ста миллионов старых франков поступило в фонд помощи бастующим.
Сам по себе факт такого рабочего единства и солидарности других слоев населения с шахтерами выводит конфликт из узко экономических рамок. Стойкое сопротивление деказвильцев политике монополий и отклик, который вызвала их справедливая борьба в стране, придали событиям политическое значение.
Упорное нежелание правительства принять во внимание требования шахтеров, готовность французских министров выполнять указания монополий нанесли серьезный удар по престижу режима Пятой республики.
Во время референдума, проведенного в сентябре 1958 года, департамент Аверон, где находится Деказвиль, показал себя весьма «проголлистским». Процент тех, кто подал бюллетень со словом «да» здесь был выше, чем в целом по Франции. На последовавших затем парламентских выборах депутатами были выбраны представители партий, выступавших в поддержку де Голля.
Второй референдум в январе 1961 года показал уже некоторое отрезвление. В голосовании на сей раз приняло участие значительно меньше избирателей и количество «да» сократилось на одну пятую.
— В Деказвиле, как и во всей Франции, — объяснили мне члены забастовочного комитета, с которыми я беседовал, — многие связывали большие надежды с учреждением Пятой республики. Де Голль говорил о величии Франции. Он обещал быстро покончить с войной в Алжире, навести порядок внутри страны, сократить налоги, поднять жизненный уровень населения. А что получилось? Война продолжается, вместо «порядка» — покушения фашистов. Почитать газеты — производство в стране растет. Но трудящиеся от этого ничего не получают. Покупательная способность за три года упала на 10—12 процентов. А в довершение всего — решение закрыть наши шахты. Нет, право, если бы сегодня устроили новый референдум, в Деказвиле, вероятно, не более двух-трех человек из десяти голосовали бы в поддержку режима…
Пусть Деказвиль — это особый случай. Пусть многое здесь объясняется исключительно трудным положением, в котором оказались шахтеры, и возмущением, вызванным цинично-пренебрежительным отношением к их требованиям со стороны правительства. Все это так. Но то «разочарование», которое испытывают шахтеры, а вместе с ними и все жители департамента, характерно и для многих других районов Франции.
ФАШИСТСКАЯ ЗАРАЗА
Но пусть читатель «Нового времени» не упрекнет меня в том, что, забравшись в шахты, я не вижу самой острой, самой злободневной проблемы Франции. Да, в тишине словно вымершего Деказвиля не слышно грохота взрывов, потрясающих Париж и другие города Франции, не говоря уже об Алжире. В Деказвиле нет вызывающих надписей «ОАС», намалеванных сажей или сделанных более усовершенствованным способом — выжженных автогенной горелкой на стенах столичных домов. В Деказвиль не доходят фашистские листовки, украшенные кельтским крестом и подписью бывшего генерала Салана…
Что правда, то правда: нельзя говорить об обстановке в сегодняшней Франции, не сказав о наступлении фашизма. Но с «наблюдательного пункта» в Деказвиле с этой передовой линии фронта классовой борьбы особенно отчетливо видны подспудные силы, направляющие преступные действия «пластикёров».
Нынешняя вспышка фашизма во Франции является прямым следствием так называемой «европейской политики» монополий. Могущественные французские банки и тресты, привлеченные запахом сахарской нефти, вдохновляют и поддерживают авантюристический курс на сохранение Алжира в качестве «неотделимой части французской территории». Ради их интересов, слившихся с интересами хищной своры европейских колонизаторов, обосновавшихся в Северной Африке, велась и ведется грязная колониальная война и залит кровью многострадальный Алжир.
Потребовались годы кровопролитий и позорных неудач армии колонизаторов, чтобы французские монополии, наконец, решили, что, пожалуй, на худой конец можно согласиться с независимостью Алжира при том непременном условии, что им будет обеспечена возможность и впредь беспрепятственно участвовать в эксплуатации богатств Сахары. Именно с этой целью они привели к власти генералов де Голля и создали правительство, которое еще теснее, чем все предшествующие, связано с финансовой олигархией.
Но тут сказалась старческая негибкость французского капитализма. Время было упущено. Алжирский конфликт затянулся, Алжир стал питательной средой для развития фашистских бактерий. И вот сейчас зараза быстро охватывает метрополию. «ОАС» — секретная вооруженная организация генерала Салана ничуть не скрывает, что ставит своей целью установить во Франции военно-фашистскую диктатуру. И те самые монополии, что призвали де Голля и которые уже так много вытянули из Пятой республики, — эти -самые монополии сегодня подкармливают головорезов Салана. Кто знает, что может произойти, чья возьмет, какой генерал одержит верх? Французская буржуазия, как гласит поговорка, не кладет все яйца в одну корзину…
Монополисты хорошо знают и де Голля и Салана — они уживутся с любым из Них. Их страшит только одно — возможность организованного отпора демократических сил фашизму. Ведь в свое время Народный фронт заставил их пойти на уступки рабочему классу. Они: опасаются, как бы наступление фашизма не привело к опасным для них катаклизмам. Вот почему в момент, когда террористы беспрепятственно и безнаказанно взрывают в Париже десятки бомб, полиция и жандармерия стреляют в участников антифашистских демонстраций.
На всяком фронте бывают участки, где в тот или иной момент относительно тихо, и есть такие, где идет бой. Деказвиль является тем участком, где происходит сейчас жестокая классовая битва. Маленький отряд героев-шахтеров,, поддержанный другими слоями населения, мужественно отстаивает свои позиции, отказываясь отступить перед превосходящими силами противника, своего главного врага — капиталистических монополий. И деказвильские шахтеры дают прекрасный пример единства действий, которое сейчас столь необходимо в борьбе против «ультра».
Накал классовой борьбы, разгоревшейся в этом маленьком городе, как лампочка на шахтерском шлеме, бросает луч в темноту. В свете этого луча можно лучше рассмотреть ту опасную игру, которую ведут сейчас французские монополии.
С. ЗЫКОВ по телефону из Парижа
Новое время. Внешнеполитический еженедельник. № 8 за 1962 г. (16 февраля 1962)
